Трехсотый День Тринадцатого Года

Триста дней. Спасибо вам за то, что вы с нами триста дней. За то, что триста дней верите нам, триста дней верите в нас, триста дней бежите самым ранним утром в киоск за газетами. Пусть будет вам счастье и нескончаемые имбирные пряники за это. А наша TS по традиции опять что-то где-то написала толькодлясвоих, надеюсь – вам известно, где это «где-то».

Кукушка,

колумнистка женского журнала «Имбирвилльполитен»

...Золотая Рыбка попыталась пошевелить плавниками: «Вот странно... Ну ничего, это не главное. А что же главное? Главное...» Она сбилась с мысли, судорожно вздохнула, и в жабрах что-то хлюпнуло.

- Я задолжала тебе сказку, Принц. Про паруса и соль, про мансарды и звезды, про дымоходы и трубочистов, про королей и капусту. А я не люблю оставаться в долгу. Ну - слушай...

В некотором царстве, в некотором государстве стоял себе на горушке деревянный домик. Стоял – и стоял. Обычный такой домик. Понимаешь, нужно же людям иногда куда-то уединяться? На всех-то лопухов не напасешься. Вот туда и уединялись. Солнышко светило, травка зеленела, ветерок дул, дождик шел, море плескалось. А домик – он стоял. Чья-то добрая душа как-то принесла и сунула в щель... а как же? и щели были, как не быть... сунула в щель несколько старых газет - не информативности ради, а пользы для. Газеты были прошлогодними, пожелтевшими, но эту самую пользу приносили исправно. Шло время, люди уединялись, возносили молитвы хорошему питанию и безымянному сострадателю, грамотные не без пользы проводили время, скомканные листочки отправлялись в свой последний полет и тонули в... гхм...

Рыбка закашлялась: «Понимаешь, Принц... полеты – они ж тоже разными бывают.»

- Однажды, когда старый брюзга барон Норд-Ост учил своих внуков понимать разницу между фор-бом-брамселем и крюйс-бом-брамселем и водил длинной указкой по схеме бегучего такелажа, которую собственноручно вышила крестиком на использованном носовом платочке скуповатая, но сентиментальная мадам Сля-Коть, Ветерок потихоньку удрал из класса. Барон заметил только нахальный рыжий вихор, мелькнувший в дверях и в сердцах бросил вслед платочек. «Пригодится,» - хихикнул ветреный мальчишка и съехал по облаку вниз, прямо на горушку. С ветерком, разумеется. Который тут же вырвал через щель последний газетный листочек из рук страждущего в домике. Ветерок потер ушибленную задницу и фыркнул. Ну да, забавно через пять минут после сопливого платочка получить еще и... Хотя... нет, пожалуй - он не прав. Листок газеты как раз не успел «еще и». Он лежал на травке, пожелтевший от времени и щурящийся на яркое солнце, на нем петитом был отпечатан обрывок стишка и крупного заголовка «...антина поднимает пару...», и даже Бабочка присела на его краешек, сгорая от любопытства - что же это за диковинный цветок. Листок смущенно захихикал – он боялся щекотки. «Ого! - подумал Ветерок. – Какой хороший характер - столько времени провести в соседстве с... ну... и не разучиться смеяться...» И подошел поближе.

У Золотой Рыбки опять хлюпнуло в жабрах, и она заторопилась, комкая сказку:

- Принц, поверь – любовь и дружба у всех начинаются одинаково, так что неважно, о чем там взахлеб часами говорили на горушке мальчишки. Важно, что Газетный Листок вдруг смутился и признался: сколько он не прищуривал глаза, он так и не смог представить себе того, что... ну – что на нем написано. То ли мешало соседство, то ли сказался неподвижный образ жизни. Словом – что такое субстанция домика он знал, да, а вот что такое море – увы. Ветерок сочувственно погладил строчки про беду, радость и горе: Замок Стихий аккурат стоял на перекрестке всех Миров и всех Морей, он-то как раз видел и шторма и штили, и приливы и отливы. Это то, что в домике, он представлял себе слабо. Не то чтобы он страдал от этого – но он страдал за друга. Нельзя прожить всю жизнь рядом с дерьмом, так и не исполнив своей мечты. И он решительно засучил рукава: «Терпи, малыш...»

Золотая Рыбка наконец пошевелила плавниками и недоуменно посмотрела на них. Как же это все-таки странно... Но надо закончить сказку, нехорошо, Принц ждет.

- Ветерок спустился к самому берегу, спугнув со скользкого камня, обросшего водорослями, ленивого краба. Он бережно прижимал к груди Газетный Ли.. нет. Кораблик. Платочек, весь в соплях мадам Сля-Коть, слезах и поту – а кто сказал, что стать Корабликом не больно? – стал парусом. Наверно, бизанью – уж больно косо он стоял. Зато гордо. «Кораблики спускают на воду со стапелей, я спущу тебя со своих ладоней. Это ничего?» - шепнув, сглатывая комок в горле, Ветерок. «Это самое лучшие стапеля в мире, малыш…» - нежно ответил Кораблик.

...Плыл по синему-синему морю Кораблик. И плевать, что газета была не вчерашняя, и даже не прошлогодняя. И плевать, что батистовый платочек не выдержит ни одной бури. И плевать, что сказка кончается. Главное – на берегу стоял Ветерок и бережно дул куда-то к горизонту и дальше.

Принц давно спал. Золотая Рыбка так и не поняла, когда же он заснул, досказала ли она свою сказку до конца. С плавников у нее капал томатный сок, он же хлюпал в жабрах, и вообще был везде, куда бы она ни посмотрела.

«Странная сказка, - зевнула черствая Горбушка Хлеба на потертой клеенке. – Впрочем... чего же ожидать от кильки в томате?»

Килька-в-Томате,

Сказка вторая

Добро пожаловать на официальный сайт Имбирвилля:  http://gingervill.blogspot.ru/